В нашем городке было три ресторана и несколько кафе. Самый большой и популярный ресторан назывался «Северное сияние». Утомленные прямо с начала смены официанты равнодушно принимали заказы, особенно не хамили, но обслуживали лениво, не торопясь. Всю выручку заведению делали военные, морские офицеры, вернувшиеся на берег после плавания. В первую очередь морякам приносили водку или коньяк, закуски подождут. В этом была известная хитрость: выпивший человек денег не считает. Кухня в ресторане ничем примечательным не выделялась, да и откуда взялся бы в наших далеких краях именитый шеф-повар? Грузный дядька, именуемый метрдотелем, славился зычным голосом и тупой фразой «Не стойте! Местов нет!», на военных эти указания, конечно, не распространялись. С безграмотным вышибалой воевали молодые женщины, осаждавшие стеклянные двери в поисках жениха. Местные парни почти все работали на заводе, много пили и интереса для них не представляли. Другое дело моряк: он не глуп, не скуп и умеет ухаживать.
Немало пар составилось в «Северном сиянии», и свадьбы гулялись здесь же, в соседнем банкетном зале. В такие дни официантки утрачивали цинизм и заражались общим счастьем, предвкушая щедрые чаевые. И одновременно сетовали подругам на свою судьбу. — Вот почему, Оля, одних выбирают, а на нас даже во время заказа не смотрят? Уткнутся в меню, как будто что-то новое там увидят. Какой бы я женой была! Все ведь умею! Не замечают... Липнет одна алкашня, думают, что я деньги лопатой гребу. Вот вчера, слушай, что было: иду поздно с работы домой. Темно, на улице ни души. Выворачивают из подворотни два поддатых типа и хвать меня за руки.
А сумка тяжелая, еда там для себя и для кота, ну и денежек, сколько бог послал. Равновесие я и потеряла, прямо на асфальт упала. Но успела схватиться за одного, не выпускаю. Оля, ты ж меня знаешь: я женщина крупная, здоровенные подносы через день таскаю в этих самых трудовых руках. Заломала идиота, оплеух надавала, при этом орала матерно на всю улицу, поэтому второй от страха сам сбежал. А этот, что подо мной оказался, заплакал! Отпусти, говорит, стерва, ты мне ногу сломала. За стерву я ему отдельно навешала. Поймаю еще раз, говорю, вообще убью! Выпустила его, усталая была, домой хотела, не в полицию же пьянь эту тащить. Так, представь, сегодня ко мне участковый приходил. Зачем, мол, уважаемая Маргарита Павловна, гражданам ноги ломаешь по ночам? Эти два упыря на меня заявление накатали! А я участковому сказала, чтобы на улицах дежурил, когда к честным женщинам насильники пристают.
— Вот ужас! — Ольга сочувствовала и смеялась одновременно.
Официантка Ритка была известна габаритами и неустрашимостью, а смелость гопников можно было объяснить лишь ночной темнотой. Наверное, Ритку и сам участковый побаивался.
Оля, моя соседка, пела в ресторане. Ближе к входу на кухню возвышалась небольшая сцена, на которой по вечерам играл оркестр из четырех человек, а она была солисткой. Маленькая, изящная, белокурая — очень хорошенькая. Бесшабашная, даже отчаянная, эта женщина, как и Ритка, ничего не боялась.
Ситуации в ресторане случались всякие, но Ольга никогда не терялась и умела выпутываться из самых щекотливых положений. Влюблялась часто и тогда пускалась в любые авантюры, не заботясь о собственной репутации. Олина мама, тетя Наташа, лишь вздыхала, встретив меня у дома:
— Другие дети, Людочка, институты кончают, замуж выходят, рожают, а моя все поет! Для мужиков этих пьяных! Вот опять сорвалась с очередным хахалем, укатила на курорт. Оркестранты звонят, где солистка? Как будто не знают, все же у них на глазах происходит. Это мы, матери, последними узнаем! Позвонила вот из Сочи: мамочка, не волнуйся! Влюбилась опять. А я ей говорю: поматросит и бросит. Кто тебя после всего этого замуж возьмет? Город маленький, а худая слава впереди нас бежит.
— Да не переживайте вы так, найдет и ваша Оля свое счастье!
Я помогла тете Наташе поднять сумки. В прихожей на шкафу сидел громадных размеров кот с нежным именем Пушок. Он сонно прикрывал глаза, коварно выжидая момент, чтобы всей своей тяжестью обрушиться на плечи гостя. Моя спина уже не раз пострадала от когтей кровожадного Пушка, поэтому я благоразумно прижималась к дверям. — Вот и мужики так же, как наш кот: вцепятся в мою дурочку, поиграют и опять на шкаф, следующую жертву поджидать. А она плачет, больно ей. Была бы поосторожнее, ведь не с каждым Пушком по морям стоит кататься. Как и предсказывала тетя Наташа, через неделю Оля вернулась с разбитым сердцем. В очередной раз. В такие моменты своей несчастной женской жизни она особенно проникновенно пела печальные песни про ушедшую любовь и боль разлуки.
Подвыпившие мореманы приглашали своих девиц танцевать, многозначительно прижимались к ним, а потом бешено аплодировали. В дни Ольгиных драм музыканты делали двойную выручку, получая бесконечные заказы на пронзительные любовные песни. Олино горе выжималось досуха, превращаясь в купюры.
В октябре, после очередного расставания, наша солистка была в ударе как никогда. Мы с девчонками скромно отмечали в ресторане День учителя и даже пользовались успехом у мужчин. Слушали бравые рассказы о суровых ветрах, гигантских волнах и отваге моряков Северного флота. Компании наши постепенно соединились, даже намечались пары. Лишь один офицер постарше мало участвовал в общем веселье, неотрывно смотрел на сцену и слушал певицу. Когда у музыкантов случился перерыв, Оля подсела к нам.
Моряк оживился и попросил, чтобы его с ней познакомили. Вечер закончился, мы разошлись, а Дмитрий дождался Олю и отправился ее провожать.
С той поры, если у него бывали свободные часы, он неизменно встречал Ольгу у ресторана, дарил цветы, отводил домой. Серьезный сорокалетний мужик не на шутку увлекся моей необузданной соседкой. Тетя Наташа по своему обычаю вздыхала, мечтала о подходящем зяте и переживала о том дне, когда слухи о ее непутевой дочери достигнут ушей Ольгиного кавалера.
Дмитрий твердой рукой отваживал от Ольги ресторанных завсегдатаев и всем четко давал понять, что это его женщина. Сама Оля притихла, на курорты не рвалась и в авантюры больше не пускалась. Она приглядывалась к новому мужчине и удивлялась отношениям, столь непохожим на прежние. Впервые она испугалась того, что могут сказать о ней ее бывшие. А им было, о чем посплетничать. С содроганием Ольга ждала последнего разговора, упреков, обвинений. Наконец, решила сама ему рассказать о своей жизни до него, пока этого не сделали доброжелатели. Вечером Дмитрий ждал ее у стеклянных дверей «Северного сияния». Из ресторана вывалилась хмельная толпа. Подгулявший прапорщик пьяно кивнул на букет в руках Дмитрия:
— Ждешь? Караулишь? Смотри, как бы твоя краля с очередным не умотала! Да ты знаешь, что весь город у нее перебывал? Да она у тебя... Договорить мужик не успел, получив мощный удар в челюсть. Стало тихо. Компания насмешливо смотрела то на Дмитрия, то на прапорщика, ожидая развязки. Упавший заматерился, поднимаясь:
— Ты что, на своих? Из-за какой-то шмары? Я ж тебя просто предупредить...
И опять он не успел договорить, следующий удар снова свалил прапорщика с ног. Дмитрий тяжело обвел взглядом народ, толпившийся на крыльце:
— Кто еще хочет меня предупредить?
Компания, забрав побитого доброхота, поспешно удалилась. Дмитрий подобрал букет и зашел в ресторан. Музыканты, наблюдавшие за сценой сквозь стекло дверей, ушли в свою каморку. Заплаканная Ольга поймала взгляд Дмитрия и с отчаянием сказала:
— Дима, он прав. Не пара я тебе. Пора прощаться.
— Собирайся, Оля. Поздно уже. Нас тетя Наташа ждет. Это тебе, — Дмитрий протянул ей цветы. — Больше никто не посмеет сказать о тебе худое. Ты же не вернешься к старому?
Ольга сгорбилась, опустилась на кресло и заплакала. Такого стыда она не испытывала никогда. Новые отношения были серьезными, глубокими. Только с Димой она узнала, что такое — эта любовь. И вот придется потерять счастье... Раньше она легкомысленно влюблялась, потом неделю страдала и забывала. Теперь же ее накрыло горе, настоящее, неподдельное. И во всем виновата сама.
— Как раз сегодня хотела тебе все рассказать. Не успела. Прости меня.
— Я все знаю. Давно, с первого дня. И мне ничьи предупреждения не нужны. Пойдем домой.
Дмитрий обнял трясущиеся Олины плечи, погладил по волосам, прижал к себе.
— Выходи за меня замуж. Я тебя в обиду не дам. Как думаешь, твоя мама согласится на наш брак? Ольга смеялась, размазывала слезы и не верила.
— Тебе все равно, какая я, что люди говорят?
— Нет, не все равно. Они просто тебя не знают. А ты своими песнями, считай, спасла меня.
Три года назад я еще был женат. Думал, навсегда. Оказалось, у жены другие планы. Собрала она вещи, сама уехала и дочку увезла. Не нравится ей север и гарнизонная жизнь. И все в одночасье, я даже понять ничего не успел. Убила меня жена своим поступком. Я-то думал, любовь у нас. Сегодня — семья, а завтра — голые стены в квартире. Работой спасался. А с моря приду, опять депрессия. Прости, что про нее рассказываю в этот час. Но по-другому не поймешь, как дорога мне стала. Перевели нас со старого места службы в ваш городок, а тут ты на сцене. Вольная, как птица, и тоже несчастная. Я в тебе друга сначала почувствовал, а потом уж и все остальное. Влюбился, короче. Так ты выйдешь за меня?
Свадьба была, как заведено в нашем городке, в банкетном зале «Северного сияния». Очень скоро Ольга ушла в декрет, и оркестр остался без солистки. Оля оказалась чудесной женой: в доме всегда пахнет пирогами, дети чистенькие, муж счастливый, а тетя Наташа больше не вздыхает. Только кот Пушок не дает никому расслабиться, он вход в дом охраняет, горести отгоняет.
